Едва открыв глаза, я вслушиваюсь в густую тишину вокруг меня. Ее нарушают лишь мерные щелчки часового механизма. Я люблю этот звук. Мне кажется, в биении пружины есть что-то живое, сродни работе сердца. Как в том детском рассказе про часы, которые отмеряли дни жизни. Всего лишь история, но каждый раз, обновляя завод наручных часов, я задерживаю дыхание в ожидании первого движения стрелки. Глупо, да? Ничего не могу с собой поделать. Пока рассветные лучи не разбудили суетливые городские улицы, это время принадлежит только мне. Еще немного и мой день станет таким же, как и десятки дней до него. Шагами измеренный маршрут до школы и обратно, непрерывный поток людей. Все расписано по минутам… Нагоняет тоску.
Однако, сейчас мною овладевает чувство, что в мире не сплю я один, все вокруг замерло, время идет только для меня и я – единственный, кто дышит и чувствует. Эта мысль не отпускает меня. Пока я чистил зубы, из зеркала над раковиной меня тревожно рассматривал высокий худощавый подросток. Непослушные светлые волосы торчат во все стороны, в целом вид довольно располагающий. Вот только глаза… порой в них проскальзывает нечто такое, что делает их чужеродным явлением на юношеском лице. Тихо проскользнув на кухню, включаю чайник, и синие диоды подсветки отбрасывают на стены причудливые всполохи. В неверном свете окружающая реальность становится и вовсе сюрреалистичной, словно наша маленькая кухня внезапно ушла под воду.
Я едва успеваю закончить завтрак, когда резкий треск будильника за стенкой разрывает тишину. Стоит поторопиться, чтобы уйти до того, как остальные обитатели квартиры окончательно проснутся. Вместе с их пробуждением вокруг воцарится бытовая суета, разговоры о погоде и о том, какие покупки нужно совершить к ужину. Бессмысленная болтовня. Она развеет остатки этого удивительного чувства, которое даже сейчас я ощущаю, словно послевкусие.
***
Дверь со стоном захлопывается за моей спиной, выталкивая меня в неприветливый пасмурный город. Над головой плотная пелена облаков, в прорезях которой небо едва начало светлеть. Ночью прошел дождь и в воздухе, наполненном запахом мокрой травы, висит легкая морось. Влажный асфальт местами отражает темно-серые облака. В наушниках звучит отвратительно позитивное гитарное соло. Я снова вышел на изъезженный маршрут, все еще двигаюсь по заданному алгоритму, я знаю, что буду делать через минуту, где буду находиться через час, с кем заговорю через два. Я чувствую свободу только в своих мыслях, только их не может контролировать никто, их нельзя распланировать заранее. Хотя порой мне кажется, что некоторые люди, если бы могли, то даже думали бы по расписанию.
Дом за домом сливаются в серые полосы на периферии зрения - такие одинаковые, словно кто-то небрежно провел сырой кистью по трафарету. Такая однообразность приводит меня в ярость, еще немного и я буду стучаться головой о стены, чтобы хотя бы алыми брызгами своей крови разбавить эту унылую шаблонность. Порой мне кажется, что я хожу по кругу, а иногда мне нестерпимо хочется вырваться из мертвой петли, в которую загоняет меня окружающая действительность. В этом беда таких маленьких городов, как Рокленд. Все пытаются жить по правилам, и никто никогда не задумывается о том, чтобы их нарушить. Немногочисленные маргиналы не в счет, хотя они чаще всего тоже подчиняются какой-то своей системе. Толпа не любит одиночек. Толпа в своём большинстве признает людей, подражающих друг другу. Даже те, кто якобы отличается от толпы, делают это группами, сектами, клубами по интересам. Иначе нельзя. Если ты дружишь со всеми и не делишь людей на категории, тебя называют лицемером, ну а если не дружишь ни с кем – сумасшедшим. И я такой же как они. Вернее, я пытаюсь казаться таким и от этого сам себе противен.
Стоило пройти несколько кварталов и улицы заметно оживились. Раздвижные двери круглосуточного супермаркета выдохнули в лицо теплый и влажный воздух. Проходя мимо ровных стеллажей, я беру пару сэндвичей в полиэтиленовой упаковке и банку газировки. Осматриваюсь. Еще рано, в магазине всего пара покупателей кроме меня и скучающий парнишка на кассе. Я осторожно рассматриваю его, пытаясь не привлекать к себе внимания. Вообще я люблю наблюдать за людьми, за их поведением, искать закономерности. Но больше всего мне нравится наблюдать за человеческим телом, языком жестов. Человеческий организм очень хрупкая и ненадежная машина, множество вещей может оборвать его существование. Но этот механизм безумно прекрасен. Стоит только представить переплетение мышц, и сухожилий, обвивающих изящный и легкий каркас. Внезапно вынырнув из размышлений, ловлю себя на том, что неотрывно наблюдаю за линией ключиц, виднеющейся в распахнутых полах пальто девушки, которая подошла к прилавку передо мной.
Плавный изгиб плеча и чуть выше пульсирующая жилка. Так удивительно и волнующе. Я замечаю, что ударные в наушниках задают тот же ритм. Девушка замечает мое внимание и смущенно улыбается. Темные вьющиеся волосы, отливают медью в желтом свете электрических ламп, от нее пахнет гвоздичным маслом. Я улыбаюсь в ответ, а сам в это время думаю, как же мне хочется увидеть, что кровь толчками выбрасывается из вен обезумевшим сердцем, какой узор можно создать из темного бордо на гладкой алебастровой коже… С недавних пор такое случается и это немного пугает, но и дарит ощущение того, что я не такой, как все. Что со мной не так? Неужели у меня есть шанс вырваться из этой затягивающей трясины. Она поправляет выбившуюся прядь, хочет понравиться мне. Прикрываю глаза, они – единственное, что может выдать мои мысли. Зеркало души, да? Я неплохо научился скрывать свои желания, во всяком случае родные и друзья пока ничего не подозревают…или им просто наплевать. Отвернувшись, я сквозь стекло наблюдаю за мерцающими огоньками машин, проезжающих мимо магазинчика вверх по улице, пытаюсь не думать о ней, пытаюсь контролировать свои мысли. Ха, несколько минут назад я с таким презрением рассуждал о тех, кто пытается и на работу своего мозга наложить шаблон. Мой затянувшийся самоанализ прервали открывшиеся двери – новый посетитель. С легким разочарованием я обнаруживаю, что девушка уже оплатила покупки и торопливо направляется к выходу. Возможно она даже из моей школы…опаздывает на занятия? Теперь это уже неважно. Сомневаюсь, что узнаю ее, если увижу еще раз.
***
Вот я и в школе – промежуточный пункт назначения, пересадочная станция. Через пару лет ее сменит университет, затем работа… Ничего не изменится. Все те же опостылевшие лица. Люди думают, что образ их мыслей уникален, но ведут они себя совершенно одинаково. Не представляет труда понять, что парень, стоящий у окна ждет-не дождется длинной перемены, когда сможет выбежать через запасной выход и за углом выкурить пару сигарет с компанией таких же, как он. Стайка девчонок, щебечущих в нескольких шагах впереди меня наверняка направляется в уборную, чтобы там обсудить свежие сплетни о том, с кем путается неудачница, выбывшая из их привилегированного круга. Все, что отличает людей друг от друга – это анатомическая гармония, граничащая с математической точностью и одновременно способная быть абсолютно непредсказуемой, их настоящие чувства, выплескивающиеся в минуты отчаяния и страха. Острые, истинные не приукрашенные мишурой ради заботы о мнении окружающих. Почему же для того, чтобы вытащить на свет божий красоту человека, ему нужно причинить боль? Может ли быть, что этот мир болен, или же болен я сам? Лишь в своих мыслях я могу быть свободен, но поделиться этой свободой я не могу. Существует ли еще кто-то, разделяющий эти терзания, способный помочь мне отбросить сомнения? Кто знает. А теперь мне пора, ведь звенит звонок, и часы уже отмеряют новый день моего существования…
|